«Наконец-то она в Москве!» - восклицает редактор журнала «Афиша».
«Мы долго ждали!» - говорит обозреватель журнала «Time out».
«Чё это?» - задается вопросом любознательный читатель газеты «Жизнь».

И в ответ ему светит неоном слоган выставки Гагосяна: «FOR WHAT YOU ARE ABOUT TO RECEIVE».

***
Теребя в руках изрядно помятый пригласительный билет, я пытался правильно перевести это обрывистое англоязычное словосочетание… и получалось нелепо, получалось как-то совсем по-русски – то ли про деньги, то ли про наказание: «За что ты должен получить?».

***
Вход в карамельный цех легендарной фабрики «Красный Октябрь» до боли напоминал картины Ильи Глазунова…

В основе беспокойного пейзажа, словно православный крест, стоял мощный металлодеткор, окруженный культуристами в форме. Он выглядел неприступно, возвышено и свято. Десятки высокооплачиваемых искусствоведов с женами и любовницами суетились возле него, как суетятся паломники в очереди к храму.

И вот пришёл мой черед… Я гордо ступаю своими ногами на землю святую, на землю искусства – такого далекого и такого желанного…

Сексуальная билетерша достала четырехтомный список фамилий и посмотрела мне в глаза. И в ее глазах я прочитал усталое и обрывистое: «Кто ты, мальчик?».

Вдруг меня резко дернули за плечо, уводя в сторону от металлодетектора. Взгляд успел упасть на пальцы схватившего и прочитать на них четыре синеющие буквы – «Т» «О» «Л» и «Я». Анатолий был частным охранником одного очень известного и уважаемого искусствоведа, который не привык стоять в очереди и, судя по размерам богатства, вообще не привык стоять. Его ЧОП подвинул всех в сторону, его ЧОП работал слаженно и четко, его ЧОП больше всех хотел увидеть современное искусство. Святой металлодетектор надрывал связки от наличия оружия у проходящего через него людей, но это уже не имело значения, время остановилось…

Очередь приняла первоначальную форму и менее удачливые искусствоведы ласково улыбались вслед более успешному. А один, самый чувствительный, от неописуемого восторга встречи немного всплакнул.

«Вам налево!» - презренно указывала направо билетерша…

***
Мой друг, Зураб, парковал машину. Ему досталось место в 3 километрах от входа, потому что его автомобиль не прошёл фейс-контроль.

Такая практика, так сказать «естественный отбор», давно применяется в узком, а порой даже чересчур узком кругу искусства. И этому есть жесткое, но очень справедливое объяснение, которое дал когда-то великий экономист Томас Мальтус. Своими словами: «С каждым годом мы рожаем больше, чем до нас рожали наши предки, и наши дети будут бить наши рекорды, а круг искусства, и без того тесный, всегда остается постоянным. И с каждым новым поколением правила круга ужесточаются. И с каждым приходом молодого, должен умереть старший».

Я стоял возле длинного коридора, в конце которого импульсивно бил свет, играла музыка и, особняком, возвышался бар… Люди шли к нему после металлодетектора, как после искупления, и радовались несказанно тому, что их фамилии были в списках.

От холода я сжимал пальцы. Моя Маша сжимала меня. Зураб вернулся и очень хотел познакомить её с нашим хорошим приятелем, который в дальнейшем и стал моим счастливым билетом в круг, и без того тесный…

***
- Володя Коннэ - представился человек, напоминавший всей своей сущностью кого-то очень известного и весомого.
- А Вы француз? - неосторожно спросила Маша.
- Да, хер его знает… - неосторожно ответил Владимир.

На мгновенье показалось, что мы находимся в какой-то однокомнатной квартире, где-то далеко от шумного центра. Как будто на кухне играет гитара. Как будто скоро, еще раз, кто-то побежит за спиртным и мы никого уже не ждем… Вдруг раздался дверной звонок. Маша в домашних тапках, с бокалом бежит открывать. И в нашу закопченную комнату входит молодая дама, в вечернем платье, с пестрой сумкой и мопсом на руках. Она презренно оглядывает нас, таких простых и таких пьяных, и надменно произносит в пустоту: «*ля, какие же тут все неизвестные!».

***
Современное искусство противоречиво и для многих просто не понятно, но я отношусь к нему так же, как относится к жизни мой начальник и друг, Виталя: «Кто сказал, что будет легко».
То, что выставляется во многих известнейших музеях мира, то, что сходит с молотка за бешенные деньги, то, что вешают в предбанниках толстосумы не называется картинами. С 1960 года это - «предметы искусства» - словосочетание, где оба слова имеют ударение, и, разделившись, не потеряют значения.

Так, например, увидев воочию «яйцо с бантиком» Кунса, любовница спросит своего искусствоведа: «А что это за предмет?». Он так с ухмылочкой посмотрит на нее и прошепчет нежно: «Глупенькая, это искусство». А рядом стоящий банкир, на портативном устройстве, типа калькулятора, высчитает первоначальную стоимость, вычтет из нее скидку «по-знакомству», прибавит ожидаемую прибыль, помноженную на коэффициент популярности творца, округлит глаза и тихо-тихо прошепчет: «Нет, мои хорошие, этот предмет искусства мой…». И каждый пойдет по делам. И каждый останется при своем мнении. И каждый окажется прав.

***
Мы поднялись на второй этаж, так и не дождавшись очереди в бар. Мы не такие терпеливые, и, наверное, поэтому так всю жизнь и будем парковать машины за 3 километра от главного входа.

Я много раз бывал на Красном Октябре, потому, что работаю в компании, которая владеет этой фабрикой и другими фабриками, которые дарят старшему поколению воспоминания, младшее награждает вкусным шоколадом, а новому предлагает фольгу от «Алёнки».

И вот я стою посередине карамельного цеха, где раньше стояли громоздкие машины и суетились трудолюбивые фасовщицы, наверное, отдавая каждой конфете свою любовь. Пытаюсь напрячь нюх и почувствовать запах карамели, а в ноздри мне бьет далекий запах предметов искусства. Да еще таких, к которым многие присутствующие повернулись спиной, потому что глазами ищут знакомых людей, потому что тогда они смогут показательно с ними поздороваться, потому что тогда незнакомцы про себя подумают: «Это кто-то важный».
С первого этажа доносится музыка, в бокалах пенится шампанское, и я, как-то для себя незаметно, тоже жадно ищу глазами знакомых. В то время как Маша внимательно смотрит на красные как кровь разводы Сая Твобли.

***
Перед тем как приступить к интересному случаю из жизни, хотя в последнее время я в случайности не верю, просто обязан рассказать о человеке с необычной фамилией Коннэ, то ли французской, то ли хер его знает…

Володя носит усы и на его голове, кроме морской кепки, ничего нет. Володе идут и усы и кепка, что придает ему особой такой шарм, который в сочетании с живыми глазами делает его образ вечно молодым.

Володя много курит, но исключительно заграничные сигареты, которые никогда не бывают легкими. Он не курит один, собирая вокруг себя всех курящих, некурящих и бросивших, которые, после такого собрания, снова возвращаются к плохой привычке.
Выпуская из под густых усов дым, создающий своеобразный купол, он начинает травить анекдоты: короткие и длинные, смешные и не очень, пошлые и невинные, старые и новые, но весь его юмор всегда в тему, он всегда живой.

Володя художник. Он создает фигуры из шоколада и в этом, с его слов, он лучший. Я видел его работы, я верю его слову.

Из шоколада он может сделать все:

Однажды, его вызвал к себе очень богатый человек. Володя заволновался. Человек предложил ему кофе. Володя не очень любит кофе, но отказывать было как-то не прилично, и он попросил «капучино». Человек улыбнулся и обратился к Коннэ с очень необычной просьбой: «Володь, сразу к делу, сможешь сделать шоколадный член?». Коннэ чуть не поперхнулся. «Ну, в прикол, брат, партнерам на Новый Год». Володя никогда не делал из шоколада фаллос, но отказывать было как-то не прилично, и он попросил еще «капучино».

Коннэ шёл домой и думал вслух и про себя: «В прикол… Вам-то в прикол. А мне его лепить». До самого сна размышлял художник, рисовал в голове образы, но как-то все не выходило. Так и подумал «утро вечера мудренее» и лег спать. Во сне, как Менделееву периодическая система элементов, Володе приснились разные виды шоколадных членов. Он проснулся среди ночи в холодном поту, схватил бумагу и записал: «банан, два персика и вибратор». Утром Коннэ проснулся в постели один. Жена почему-то в этот день встала раньше. Из кухни доносился звук утренней телевизионной программы. Володя пошел на звук. За столом сидела верная, закрывая ладонями глаза. Перед ней лежал тот самый листок. «Ты мне не говорил…» - многозначительно сказала жена. «Я все объясню» - виновато оправдался он.

Через неделю члены были готовы. Первый вариант приводил в трепещущий ужас весь цех. Бабы смущенно говорили: «Прям, как живой». Второй, политкорректный, состоял из банана и двух персиков, его Володя ласково называл «натюрмортик».

Человек ждал Володю не один. Он позвал друга политика. И Коннэ еще больше заволновался. «Ну, показывай подарочки» с явным интересом произнес заказчик. Ловким движением руки, как повар открывает блюда, Володя извлек образцы. «Вот это да!» - испуганно сказал богатый. «… как живой» - загадочно улыбался влиятельный.

Володя шел домой и думал, что никогда в жизни еще не делал 1000 «тех, что как у негра» и 500 «тот, что из фруктов».

***
Еды на выставке не было, что очень сильно расстраивало меня и других искусствоведов, ищущих в толпе знакомых. Как же можно приглашать людей оценивать art, когда люди специально не ужинали, зная, что их бесплатно накормят. Да и название выставки, в официальном переводе, на обратной стороне пригласительного говорило в пользу шведского стола: «то, что вам предстоит…». Но мир жесток. Мир – обман.

Уже собравшись прекратить культурное обогащение, я, скитаясь по залам в поисках любимой, узнал, что еда на мероприятии все-таки есть, но находится она на 3-м этаже, за закрытыми дверьми. И попасть туда сложнее, чем проникнуть в сейфы швейцарских банков. Там, за общим столом пили вино и ели канапе ребята олигархи. И кажется мне, что в преддверье финансового кризиса, аппетита у ребят не было. Икра отдавала рыбой, шампанское выветрилось, а трюфеля подозрительно напоминали шампиньоны… И видимо от такого обильного поедания один из них решил спуститься в толпу, объяснив свой шокирующий поступок простым словом: «растрястись».

Медленно так шел он по выставке, оставляя за собой темные следы успеха на белом побитом кафеле. И по его следам, как браконьеры за медведем, шли десятки светских фотографов и репортеров, чтобы завтра напечатать на глянце фотографию. Чтобы послезавтра организаторы могли гордо сказать: «Нууууууу, и Петр Авен еще был…».

Я подошел к Володе Коннэ, почти единственному сохранявшему спокойствие в этой чудной фантасмагории.

- Знаешь, Илюш, чего я никак не могу понять?.. Вот организовали они выставку. Потратили кучу денег. Пригласили уважаемых людей. Позвали красивых баб. Пол помыли. Всем вроде нравится? Вот ходят, смотрят, вино с первого этажа принесли. Красиво».

Володя закурил. И выпустил густой дым на знак «Не курить».

- Гуляют по залу. Любуются искусством, усиливая, и без того «мощные», впечатления дорогим алкоголем. Пьют. Причмокивают. А вино-то бадяжное, Илюш. Вино-то бадяжное! И вместо того, чтобы отставить его, выводы сделать. Они выпивают и за вторым идут…

Коннэ достал пачку красного Marlboro, протянул ее мне, и опять встрепенулась душа таким чем-то очень близким. И представилось, что сидим мы с Володей на ночном дежурстве в казарме. Старшина с проституткой в каморке пьет водку. Стенгазеты. Кто-то постоянно чихает. Завтра вся рота проснется с простудой. Коннэ пришивает подполковнику воротничок. С его слов, он в этом лучший. Я видел его работу. Я верю его слову. Вдруг в казарму влетает светские фотографы и репортеры. Вспышки. Володю просят посмотреть в камеру. Девушка с блокнотом спрашивает: «Никита Сергеевич, как Вам выставка?»

Морская кепка. Усы. Михалков. Никита Сергеевич Михалков – вот кого напоминал Володя Коннэ, то ли француз, то ли хер его знает…

Со всех залов начали сбегаться журналисты. Они перепрыгивали через преграды. Они роняли «предметы искусства». Они были быстрее любовниц:

- Никита Сергеевич, расскажите о Вашем новом проекте?
- А, правда, что 12 Ваше любимое число?
- Никита Сергеевич, а «Утомленные солнцем – 2» это про Иран?
- А Меньшиков гей?

«Дорогие мои, дайте-ка я Вам лучше анекдот расскажу». Пауза. Вспышки. Кто-то из толпы, неуверенно спросил: «Смешной?».
Володя уверено ответил: «Вам решать»:

- Путин или Медведев, кому как нравится, предлагает дать Михалкову орден за полет в космос. "Как же так, господин Президент, полет-то ненастоящий". А в ответ глава государства: "И орден дадим ненастоящий".

Тихо так стало в зале. Никто не понял шутки. Но поскольку анекдот рассказал Никита Сергеевич, все дружно заулыбались. А некоторые, с ярко выраженными актерскими способностями, засмеяли себя до слез.

- Никита Сергеевич, а Вы пришли один? – спросила юная журналистка.

Коннэ задумчиво посмотрел в мою сторону и произнес:
- Я привел молодого, но очень перспективного режиссера. И, в конце концов, если не я получу завтра Оскар, то…

Аплодисменты.

– … то он его получит за меня!

Вспышки. Кто-то из толпы загадочно улыбнулся.

И вот я попал, пускай ненадолго, в очень узкий круг искусства. Со всех сторон меня фотографируют журналы, со всех сторон нездоровый интерес, со всех сторон доносится: «Это кто-то важный». По-другому взглянули на меня искусствоведы и любовницы, официанты торопились угостить очень дорогим, но подозрительно прозрачным вином. Слава настигла внезапно. За просто так. За слово.

С бокалом в руках, я оглянул пейзаж. И как-то подумалось мне в тот момент, что современное искусство – не предмет, это те, кто на него смотрит. А там, где мне посчастливилось побывать, все отвернулись от стен и глядели друг на друга большими, но очень пустыми глазами.

***
С каждым годом мы рожаем больше, чем до нас рожали наши предки, и наши дети будут бить наши рекорды, а круг искусства, и без того тесный, всегда остается постоянным. И с каждым новым поколением правила круга ужесточаются. И с каждым приходом молодого, должен умереть старший. Но только теперь, туда можно попасть по «списку». За просто так. За слово.

***
Теребя в руках изрядно помятый пригласительный билет, я пытался правильно перевести это обрывистое англоязычное словосочетание… но уже как-то не получалось. Маша крепко держала меня за руку. Володя скомандовал: «Пошли отсюда. Где-нибудь выпьем». Я оглянулся на неоновую вывеску, и свет ее падал на святой металлодетектор.
- Илюш, я как-то не все поняла?
- Слава богу! – за меня ответил Коннэ.
До парковки оставалось 3 километра… но на мгновенье показалось, что идти нужно было 10…

***
«Восхитительно!» - восклицает редактор журнала «Афиша».
«Мы этого не заслуживаем!» - говорит обозреватель журнала «Time out».
«Чё это было?» - задается вопросом любознательный читатель газеты «Жизнь», а вместе с ним я - молодой, но очень перспективный… Так сказал Коннэ. Я верю его слову.